FIO

2. Из воспоминаний спецпереселенца военных лет:
«Вернемся к нашим родным, Ханнолайненым, с которыми мать рассталась в сентябре 1941 года. Их путь из родных мест в Финляндию пролег через Эстонию: возле Таллинна был карантинный лагерь, где переселенцев выдерживали необходимый срок. Через карантин прошло около 70 тысяч финнов Инкери. Отдельными партиями их переправляли через залив в страну, которой требовались рабочие руки. Переселенцы, преимущественно крестьяне, были расселены в сельской местности, по хуторам. Дядя Ваня и его бригада в семь пар рабочих рук оказались на севере, в районе Рованиеми, в большом хозяйстве состоятельного крестьянина, по советским меркам – кулака. Работа нашлась даже для семилетнего Юрия. Трудились, как привыкли, на совесть, но и «кулак» оказался совестливым – работников не обижал.

Условия перемирия включали репатриацию всех граждан СССР. Вскоре после 19 сентября 1944 года в Финляндии появились многочисленные советские комиссии, возглавляемые членами лубянского Красного Креста. Комиссары разъезжали по стране, уточняли списки российских финнов, полученные от местных властей. В списках оказалось около 60 тысяч человек.

Хозяин уговаривал дядю Ваню на время спрятаться и остаться у него. Баба Ева отказалась наотрез, она мечтала вернуться на родину, где были ее Катя, Соня и Эльза. В январе погрузились в товарный вагон вместе с коровой, которую хозяин подарил своим работникам. Радовалась бабка, все радовались, планировали: «Через два-три дня будем в Веллингонте, а там и весна скоро. За лето поставим дом лучше прежнего…» Однако их провезли мимо Ленинграда, дальше пошли незнакомые места. Через неделю выгрузили на станции Бурмакино, в сорока километрах от Ярославля. Поселили и трудоустроили в колхозе. Думали, что это временно. Не верилось, что родная советская власть обманула. Никогда не болела баба Ева, но тут сникла, совсем пала духом. За полгода высохла, слегла. Говорили – рак. Не стало у бабки родины, не увидела она своих дочерей. Похоронили ее в чужой земле.

Ленинград и область упорно обороняли от финнов. Постановление Совмина СССР от 7 мая 1947 г. и приказ МВД от 21 мая обязывали милицию на местах в течение 24-х часов выселять за пределы Ленинградской области всех финнов, вернувшихся после войны в свои дома. 3 июня 1948 г. – новое Постановление Совмина, изгонявшее под видом тунеядцев всех лиц, возвратившихся из ссылки.

Весной 1947 года наши ярославцы переехали в Эстонию. В разрушенном и малолюдном Тарту они нашли тетю Эльзу, а деятельная Герта узнала наш адрес в Якутске. Осенью мы получили от Нийло и тети Эльзы первые письма.

В апреле 1948 года всем финнам влепили в паспорт клеймо – 38-ю статью. Первый секретарь ЦК КП(б) КФССР Г.Куприянов (арестован в 1950 г.) организовал тогда переезд финнов в Карелию, и дядя Ваня, воспользовавшись этим, отвез семью в Сегежу.

В июне брат Нийло добрался до Якутска. Десять лет я не видел слез матери, но тут от радости она поплакала вволю. Мы провели вместе дней десять, обсуждали, что делать дальше. Мать еще из Тикси написала в Петрозаводск письмо с просьбой о предоставить ей работу в Карелии. И хотя она получила из Министерства просвещения КФССР положительный ответ, МВД препятствовало ее выезду из Якутии.

Мне же предстояло в ближайшее время получить паспорт с 38-й статьей. «Тебе надо удирать отсюда, – решил Нийло. – Поедешь в Эстонию к тете Эльзе, там получишь чистый паспорт. Ведь в твоей метрике национальность не указана. Имей в виду, с этого дня ты становишься русским. Меньше будет разных проблем». Эта маскировка помогла мне позже поступить в ленинградский вуз, и то благодаря лишь тому, что в 1950 году МГБ полностью перетряхнуло Большой дом – поэтому абитуриентов проверяли дилетанты».