radon

Отец работал инженером на заводе и по вечерам читал лекции, но до получки мы не дотягивали. «Пойду с протянутой рукой» - говорил он в конце месяца. Мы жили очень бедно и очень тесно. А бедность унизительна, пусть даже и честная. Я думаю, что он заболел сердцем и рано умер из-за этого унижения бедностью. Мама пережила его на 30 лет.

Еврей, коммунист, участник войны – и беден. Вопреки всем домыслам антисемитов, абсолютное большинство евреев жили бедно. Отец не был ни делец, ни шахер-махер. Он воевал, хотя до войны служил в институте и, как научный работник, мог защититься «броней». На войне вступил в партию. Правда, к концу жизни он превратиля в ярого антикоммуниста, хуже меня. Обычный экстремизм разочарованного в доктрине человека.

Было тесно, но книги в доме были. В основном русская классика: Пушкин, Некрасов, Островский, Белинский... Эти книги были гигантских размеров, с литографиями, очень тяжелые, как моя энциклопедия. Перед отъездом я сдал их на комиссию. Говнюк.

Нет, была еще одна книга, «Тевье-молочник», на еврейском языке. На идише. На языке местечковых евреев, которых выжгли гитлеровцы. Языке, который похоронили израильтяне. Отец знал еврейский язык, но дома у нас говорили только по-русски. И бабушка с нами не жила. Поэтому я ничего по-еврейски не знаю, даже самую малость. Я воспитан на русско-украинской культуре. Томик Тараса Шевченко всегда у меня под рукой.

«Евреев связывает не та кровь, что течет в наших жилах, а та, что течет из наших жил...», - любил повторять отец. А как же кровь, что течет из жил палестинцев? Разве мы не связаны со всеми, кто истекает кровью? Интересно, что бы он ответил.

Когда приезжала бабушка, я стыдился ее чудовищного белорусско-еврейского акцента: она и картавила, и шепелявила, и подвывала. Бабушка рассказывала о том, как она на руках спасала папу, как они прятались в лесу от бандитов во время революции, а я не слушал. Озирался по сторонам и боялся, что меня будут дразнить жидом и картаво передразнивать. И дразнили, хотя у меня дикция не хуже, чем у диктора.

Хотя это банальность, но действительно - это было, как вчера. А никого не осталось. Ни страны, ни людей. Только Атлас Мира, добротно сделанный Главным управлением геодезии и картографии МВД СССР. Атлантида.

Грандиозный вокзал равнодушно взирает на площадь, на человечков, на меня... Что я Парижу, что он мне.

©Михаил Абрамов