Мы решили завершить серию наших публикаций о русской Финляндии статьей о финском маршале Маннергейме, который значительную часть своей жизни провел в России. За годы службы в русской армии (1887-1917) Маннергейм обзавелся множеством друзей и полезных связей, вращался в соеди представителей высшего общества, общался лично с императором Николаем II и членами царской семьи.
В финских биографиях Маннергейма тема его русских связей зачастую обходится стороной в силу разных политических и культурологических причин. В частности, у многих исследователей не хватает знания русского языка.
В то же время эта тема достаточно глубоко исследована русскими учеными, например, петербургскими историками Леонидом и Мариной Власовыми и живущей в Финляндии писательницей Элеонорой Иоффе.
От их работ отталкивается и финский писатель и специалист в области истории разведки Микко Порвали, который в начале ноября прочел лекцию “Русские друзья Маннергейма” в Музее главной ставки в Миккели.
Во время войны Маннергейм отправил свой личный архив в Швецию
В беспокойные годы Второй мировой войны Маннергейм дважды, в 1941 и 1944 годах, отправлял документы из своего личного архива в Швецию, своему племяннику Августину Маннергейму, который владел усадьбой Гренсхольм в провинции Эстергётланд. Среди материалов были в основном письма, написанные и на русском языке. Маннергейм сопроводил последнее отправление в Швецию приказом засекретить архив на 50 лет. По истечении этого срока документы следует передать в Государственный архив Финляндии, если будут соблюдены два условия: первое - Финляндия является независимой страной, и второе - финское правительство не находится в руках большевиков. Такой наказ Маннергейм дал 27 октября 1944 года.
Поскольку эти условия были соблюдены, личный архив Маннергейма вернулся в Финляндию в октябре 1994 года. Существует мнение, что Маннергейм в 1945 и 1947 годах мог уничтожить материалы, содержавшие наиболее конфиденциальную информацию, но, тем не менее, имеющиеся в наличии документы позволяют очертить круг знакомств и личных связей Маннергейма среди русской диаспоры в разных частях света. В него входили и его старые сослуживцы в Кавалергардском полку, и видные деятели Белого движения, и его знакомые, которым нужна была его помощь.
Царский генерал Маннергейм избежал трагической участи многих своих сослуживцев и сумел вернуться на родину
В последний год царствования Романовых Маннергейм был мужчиной в расцвете своих сил: 50-летний генерал-майор сделал блестящую карьеру в русской армии.
Несколькими годами ранее, перед Первой мировой войной, Маннергейм познакомился в Варшаве с генералом Николаем Николаевичем Духониным, которого в сентябре 1917 года назначили начальником штаба Верховного главнокомандующего А. Керенского, а после захвата власти большевиками - Верховным главнокомандующим войск Керенского.
Переписка Маннергейма и Духонина оказалась недолгой. Февральская революция и прогрессирующий развал русской армии заставили Маннергейма задуматься над уходом с военной службы. Падение с лошади и полученный в результате вывих ноги дали ему удобный предлог для того, чтобы под видом необходимого лечения покинуть армию. Маннергейм отправился в Одессу, поселился в своей любимой гостинице “Лондонская” и приступил к лечению. Там в сентябре 1917 года он получил телеграмму от Духонина с приказом о зачислении в резерв «из-за наших с вами расхождений взглядов на свободу и демократию…» (Власов). Британский историк Скрин, в свою очередь, пишет, что приказ обосновывался тем, что Маннергейм “не приспособился к нынешним условиям”.
3 декабря (20 ноября) Маннергейм отправился из Одессы в Петроград. В Могилеве он на минуту вышел из вагона и увидел на перроне лужу крови. Ему сообщили, что незадолго до этого здесь убили генерала Духонина. Это произошло после того, как большевики арестовали Духонина и готовились отправить его в Петроград. Революционные матросы, однако, ворвались в вагон, где он находился, вывели его на улицу, и в возникшей суматохе кто-то выстрелил ему в голову, а затем генерала добили штыками и прикладами.
– Хотя Духонин как Главнокомандующий и был для большевиков особым случаем, все же такая же участь могла ждать и других сослуживцев Маннергейма, окажись они в руках революционеров, – описывает ситуацию осенью 1917 года Микко Порвали.
Маннергейм переписывался с лидерами РОВС, пытавшимися уговорить его на вооруженную борьбу с большевиками
После возвращения на родину Маннергейм вступил в активную переписку с лидерами РОВС (Русский общевоинский союз), в особенности с заместителем председателя, генерал-лейтенантом Ф. Ф. Абрамовым и генерал-лейтенантом, начальником штаба Е. К. Миллером. С Абрамовым Маннергейм был знаком со времен службы в Польше перед Первой мировой войной. С Миллером он, в свою очередь, никогда не встречался до начала их переписки в 1919 году.
Переписка Маннергейма с Абрамовым носила непринужденный характер дружеского общения двух давних друзей: генералы обменивались мнениями о политике и личными новостями, а через Миллера осуществлялась связь Маннергейма с лидером РОВС П. Н. Врангелем. По словам Микко Порвали, Маннергейма и Миллера связывало многое:
– Миллер, как и Маннергейм, был воспитанником Николаевского кавалерийского училища, и мужчин связывало страстное увлечение конным спортом. Они встретились в 1923 году в Париже, когда Маннергейм ехал в Алжир и Марокко. Целью встречи было объединить силы русской эмиграции в разных странах в борьбе с большевиками, – рассказывает Микко Порвали.
Контакты Маннергейма с Врангелем, осуществлявшиеся через Миллера, прервались рано, так как Врангель в 1928 году скоропостижно скончался в Брюсселе. Существует версия, что его отравил агент НКВД.
После гибели Врангеля РОВС возглавил генерал А. П. Кутепов, но и с ним вскоре расправилась советская разведка: генерала похитили в Париже, и, предположительно, увезли в Москву. Судьба Кутепова долгое время оставалась неизвестной, но, согласно неподтвержденной версии, он скончался от сердечного приступа на советском пароходе по пути из Марселя в Новороссийск.
После Кутепова во главе РОВС оказался генерал Е. К. Миллер. Согласно его стратегии, Финляндия, а точнее - Карельский перешеек, должны были стать плацдармом для подготовки терактов против режима большевиков. Для продвижения своих идей Миллер в 1933 году просил аудиенции у Маннергейма, но в Финляндии к генералу и его планам отнеслись с подозрением.
– Финны предполагали, что в штаб Миллера были внедрены большевистские агенты. Поэтому было решено, что с Миллером можно встретиться, но на встречу с ним пойдет не сам Маннергейм, а подполковник Антеро Свенссон, который незадолго до этого работал военным атташе в Варшаве, Праге и Бухаресте. Миллер привел на встречу генерала Николая Скоблина, который заявил, что отвечает за подготовку терактов против большевиков. Финны относились с подозрением именно к Скоблину, особенно после того, как тот попросил у финнов список финских агентов в СССР. Разумеется, эта просьба удовлетворена не была, но в то же время финская армейская разведка оказывала другую помощь РОВС, связанную, например, с переправкой агентов РОВС через границу, – рассказывает о поездке руководителей РОВС в Финляндию в 1933 году.
Позже выяснилось, что советские спецслужбы действительно завербовали Скоблина и его жену, певицу Надежду Плевицкую. Именно он четырмя годами позже организовал похищение в Париже своего начальника, генерала Миллера. Его доставили в СССР, заключили в тюрьму НКВД на Любянке и расстреляли во внутренней тюрьме НКВД в мае 1939 года.
По словам Микко Порвали, эти случаи показывают уровень связей Маннергейма с русским эмигрантским белым движением, а также - насколько высоки были ставки в борьбе между большевиками и их противниками.
Порвали также отмечает, что Финляндии очень повезло, что во главе Оборонного комитета стоял человек, который благодаря своим связям и знанию русского языка напрямую общался с руководителями Белого эмигрантского движения.
– То обстоятельство, что Маннергейм знал многих из этих людей со времен службы в русской армии, помогало ему более объективно и достоверно оценивать их мотивы и лояльность, чем это могли делать агенты Государственной тайной полиции ЕК или военной разведки, – говорит Порвали.
Во всех письмах, отправленных лидерами Белого движения Маннергейму в 1930-х годах, повторяется одна и та же тема: Маннергейма пытались уговорить включиться в борьбу с большевиками. Он, однако, не горел желанием быть втянутым в это дело, и этому была очевидная причина, говорит Порвали:
– Маннергейм понимал, что в Финляндии нет никакой возможности заниматься продвижением дела белоэмигрантов, так как финны не видели разницы между ними и другими русскими.
Во время Зимней войны Маннергейм отверг помощь белых генералов
Осенью 1939 года, когда отношения Финляндии и СССР в преддверии Зимней войны обострились, белоэмигранты снова активизировались в отношении Финляндии. Они предлагали Маннергейму свою помощь в борьбе с большевиками, которые представляли реальную угрозу Финляндии.
Ответ Маннергейма, однако, наверняка, разочаровал сидящих в Париже белых генералов. После начала Зимней войны Маннергейм через посредника сообщил им:
“Мы не имеем дела с той Россией, которую мы когда-то знали. Это не нормальное государство, которое уважает права других и собственные обязанности. Поэтому я не сражаюсь против красных русских, а против русских вообще. Мне не нужны услуги белых русских и я не пущу сюда их армию.”
Микко Порвали объясняет резкую позицию Маннергейма тем, что он понимал, что бороться с таким сильным врагом, как Красная армия, можно только объявив эту борьбу вопросом национального выживания. Финны в Зимней войне боролись за свой дом, свою религию и свою родину, и в этой борьбе не было места людям, которые имели другую другую веру и другую страну.
При этом Порвали отмечает, что жившие в Финляндии русские эмигранты участвовали в этой борьбе на стороне своей новой родины, которая, признаться, не всегда хорошо с ними обходилась. И, как подчеркивает Порвали, участвовали достойно: потери среди финляндских русских были высокими, и их вклад в особенности в разведку был значительным.
В дальнейшем отношение Маннергейма к делу белых эмигрантов, однако, изменилось. В 1941-1944 годах Финляндия воевала де-факто в союзе с нацистской Германией против СССР, желая вернуть утраченные в ходе Зимней войны территории. Летом 1941 году Маннергейм получил письмо от Великого князя Владимира Кирилловича, которому на тот момент было 24 года. На самом деле, Маннергейм знал его с детства, так как видел Великого князя в 9-месячном возрасте в 1918 году, ведь тот родился в августе 1917 года в усадьбе Хайкко в Порвоо. Великий князь выразил Маннергейму в своем письме почтение и благодарность за участие в борьбе против большевиков.
В своем ответе Владимиру Кирилловичу Маннергейм выразил свою признательность за сочувствие к своей персоне и финскому делу и заявил, что борьба с коммунизмом, принесшим миру столько горя, носит справедливый характер.
Маннергейм не забывал в Финляндии о своих бывших сослуживцах, оказавшихся в бедности в эмиграции
В Финляндии Маннергейм не забывал о своих бывших сослуживцах, которые в эмиграции оказались в тяжелом материальном положении. Он вел переписку, в частности, с генерал-майором Михаилом Милошевичем Георгиевичем, который в годы Первой мировой войны служил под командованием Маннергейма и.д. начальника штаба 12-ой кавалерийской дивизии.
В 1941 году Георгиевич обратился к Маннергейму с просьбой написать немецкому командованию письмо-рекомендацию с тем, чтобы его взяли в немецкую армию для борьбы с режимом большевиков. Маннергейм просьбу выполнил и написал на немецком языке хвалебный отзыв о своем старом боевом товарище, но результат оказался не таким, как ожидал Георгиевич: немцы взяли его в Русский корпус, однако в звании лейтенанта. Для бывшего генерала царской армии это был, конечно, удар.
Оживленная переписка Маннергейма с Георгиевичем продолжалась на протяжении всех 1940-х годов. После войны Георгиевич оказался в бедности и эмигрировал в Австралию. Маннергейм регулярно отправлял ему посылки с одеждой и даже продовольствием. Но Маннергейм нашел и другой, взаимовыгодный способ поддержать своего друга:
– В конце 1940-х годов Маннергейм писал свои мемуары и поручил Георгиевичу написать те главы, которые касались времени, проведенного в 12-ой кавалерийской дивизии. В итоге Маннергейм получил от Георгиевича 40 машинописных листов, которые практически без изменений вошли в мемуары, – рассказывает Микко Порвали.
Генерал-майор Георгиевич сотрудничал в Австралии с журналом белоэмигрантов “Военная быль”, а также написал собственные мемуары “Свет и тени” (Сидней, 1969).
Не забывал Маннергейм и о своем верном адъютанте в годы Первой мировой войны, Владимире Константиновиче Скачкове, с которым он поддерживал связь до 1947 года. Судьба Скачкова в эмиграции оказалась печально похожей со множеством других подобных судеб: герой Первой мировой войны, кавалер ордена Святого Георгия работал во Франции ночным сторожем и чернорабочим и влачил жалкое существование в большой бедности. В конце концов ему удалось накопить достаточно денег, чтобы переехать к своей дочери в Бразилию, где он умер от тропической лихорадки в 1957 году.
Маннергейм испытывал глубокую симпатию к православной церкви и всячески ей помогал
За годы, проведенные в России, Маннергейм, лютеранин по вероисповеданию, проникся глубокой симпатией к православной вере и церкви. После возвращения в Финляндию он оказывал существенную материальную помощь православным Валаамскому и Коневскому монастырям, оказавшимся после 1917 года на территории Финляндии. Маннергейм дарил монастырям деньги, как принято до сих пор в России, а также финансировал ремонты и прочие текущие расходы монастырей.
Известно, что Маннергейм посещал Валаамский монастырь, где встречался с Иеросхимонахом Ефремом, который служил ему духовным отцом, несмотря на то, что Маннергейм был лютеранином.
По словам Микко Порвали, благосклонное отношение Маннергейма имело огромное значение для финской православной церкви, которая в 30-х годах зачастую подвергалась дискриминации и обвинениям в “русскости”, а также для православных финнов, которые ощущали себя гонимым меньшинством.
– Следует признать, что взаимоотношения православной церкви и общества осложнялись тем, что на монастырских островах находились военные объекты. Сосуществование монахов и военных не всегда было беспроблемным, но ситуация облегчалась тем, что руководители как армии, так и церкви с уважением относились друг к другу, – говорит Микко Порвали.
Любопытная деталь - настоятель Коневского монастыря, игумен Маврикий, до прихода в монастырь служил в русской армии и был связным генерала Маннергейма. В 1939 году с началом Зимней войны братия монастыря вместе с остальными жителями Карелии ушла в эвакуацию во внутренние районы Финляндии. Когда финны в 1941 году вернулись на остров, они обнаружили, что монастырь полностью разорен. Игумен Маврикий, который умер в эвакуации, был в 1944 году, до вторичного ухода финнов, погребен у алтаря Никольского собора.
Чувство долга перед царской семьей выражалось в заботе о фрейлине Анне Вырубовой
Маннергейм состоял в годы службы в русской армии в довольно близких отношениях с царской семьей. Он, в частности, в качестве младшего ассистента принял участие в коронации Николая II и Александры Федоровны в мае 1896 года. После коронации император объявил благодарность офицерам Кавалергардского полка, и для них был дан прием в Кремлёвском дворце, во время которого Маннергейм имел продолжительную беседу с Николаем II.
Дружеские отношения у Маннергейма сложились с матерью Николая II, вдовствующей императрицей Марией Федоровной и сестрой Ольгой Александровной. Сохранилась фотография, на которой Маннергейм стоит рядом с Ольгой Александровной, облаченной в форму сестры милосердия.
Маннергейм сохранил чувство долга перед царской семьей также после того, как вернулся в Финляндию. Свидетельством этого служит, например, то, что Маннергейм материально и морально помогал фрейлине Анне Вырубовой (Танеевой), которая после революции бежала в Финляндию. Здесь ближайшая подруга императрицы оказалась в большой бедности. Помощь ей в виде небольшой пенсии выплачивали Маннергейм и королева Швеции Луиза.
Вот какое письмо-рекомендацию Маннергейм в 1940 году написал о Вырубовой:
“На протяжении свыше 30 лет я знаком с госпожой Анной Танеевой, ее уважаемыми родителями и многими членами ее семьи, и поэтому прошу всех, кто имеет контакт с госпожой Танеевой, прошедшей через большие страдания и которая, в результате железнодорожной аварии, является инвалидом, отнестись к ней с благосклонностью и пониманием.”
Исправлено 7.12.2017 в 15.24: "с сестрой Ольгой Федоровной" на "Ольгой Александровной"